Владимир ЯРАНЦЕВ
Г. Новосибирск
БОМБА ДЛЯ 17-ти РЕАЛИСТОВ
Комментарий к тексту «Антиманифеста» Николая Переяслова
А был ли манифест «Группа 17»? Собственно, по большому счету, манифеста-то и не было. Было намерение, порыв, эмоции и несколько запальчивых абзацев. Потому и «Антиманифест» Н. Переяслова бьет вхолостую. И вообще он о другом. О вечном. О сути не только литературы и не только искусства, но самого Бытия. Не зря то явно, то неявно у этого «анти-»-автора появляется Бог. Вернее Господь как высший Судия, который один только и способен разрешить спор. Не между «17-ью» и «1» (одним) оппозиционером (силы все-таки неравны), а между истиной и неправдой. И это хорошо. Потому что очень по-русски: в любом деле, в любом споре быть максималистами.
Но — по порядку. «Евангелие от Николая» настолько же критически боевито, насколько и открыто для возражений. Как бывает уязвим для противника слишком рьяно бросающийся в бой его оппонент, невольно при этом раскрываясь. Впрочем, иногда у особо опытных бойцов это имеет характер военной хитрости, ловушки: заманить противника, а потом его повергнуть. Заодно и посмеяться. И потому, чтобы предусмотреть и то, и другое (раскрытость как нечаянную, так и преднамеренную), встанем на путь дешифровки «Антиманифеста» как некоего тайного послания. Тем более что сам Н. Переяслов имеет хороший опыт общения с подобными текстами, будучи автором «филологического бестселлера» «Нерасшифрованные послания (загадки русской литературы от «Слова о полку Игореве» до наших дней)» (М., 2001). Здесь, уже на странице 8-й, наш автор сравнивает томящиеся от нерасшифрованности классические «тексты» с «БОМБОЙ» (здесь и далее большие буквы — оригинала) — «культурологической, идейной или философской». Ибо в них, сообщает нам писатель-подрывник, «таятся не типографские знаки, а килотонны самого настоящего, спрессованного до буковок тротила». Как может действовать такая бомба, Н. Переяслов показал в первой же главе, посвященной «Слову о полку Игореве». Он расшифровал эту «трудную повесть» главным образом как … приготовление к «СВАДЬБЕ» (например, слово «ПОЛК» переводится как «ЖЕНИХОВ ПОЛК», «ПОЕЗЖАНЕ»). Князь же Игорь, по версии расшифровщика, «отправился в Степь, чтобы выполнить заключенный с Кончаком брачный договор и женить своего сына Владимира… на ханской дочери — Свободе Кончаковне». Надо, говорит писатель, «всматриваться не только в верхнее содержание «Слова», но и во всю его многоэтажность…».
Подозревая «многоэтажность» также и в манифесте-послании Н. Переяслова «17-ти реалистам» (не в смысле, конечно, ругательств, а шифра), приступим к толкованию «слова» Н. Переяслова, несомненно, носящего некий сакральный характер. Рассчитывать тут, наверное, придется на лавры не Матфея или Иоанна, а Зоила. Но такова уж доля комментатора, который часто вынужден возвращать взорлившего автора с неба на землю (со свадьбы на похороны), на твердую почву реалий, а не метафор и мнений. И в этом смысле он самый отъявленный реалист.
Итак, «Антиманифест» Н. Переяслова, часть 1, абзацы 1 — 10. В начале, как и в Писании, было слово. И слово это было «манифест». И было оно таким прилипчивым, что автор целых полторы страницы пытался от него отделаться, так и сяк вертя его под разными углами, синхронически и диахронически. Воспользуемся приемом автора и будем цитировать его заглавными буквами.
Абзац № 1. ПОЯВЛЕНИЕ ЛИТЕРАТУРНЫХ МАНИФЕСТОВ ДЕЛО НЕ НОВОЕ, начинает в зачине Н. Переяслов. И после почтенного Николя Буало он в финале того же абзаца упоминает нашего современника Александра Солженицына. Откровенно признавшись, таким образом, что манифест — дело темное, и всяк его толкует на свой аршин. Для одних — это поучение, для других нравоучение, для третьих ЖАНР эпатэ ле буржуа или «плетения словес».
Абзац № 2. НО МАНИФЕСТЫ, КАК ГЛАСИТ СЛОВАРЬ… Тут автор, видно после Буало и Солженицына, впадает в высокую патетику. И употребляет наряду со старославянским ГЛАСИТ новославянский возвратный глагол СОЗДАВАТЬСЯ. Явно намекая на то, что они, эти манифесты, — существа живые и самодостаточные, и «создаются» не отдельно взятым писателем, а самой эпохой. Такой, например, как эпоха титанов мысли — Возрождение, помянутое в одном абзаце с Валентином Григорьевичем Распутиным. Который НЕ ТАК ДАВНО ВСПОМНИЛ ОБ ЭТОМ ЖАНРЕ И ОБНАРОДОВАЛ В ПЕЧАТИ ПРОИЗВЕДЕНИЕ С НАЗВАНИЕМ «МОЙ МАНИФЕСТ». Тут, в этих заглавных словах пишется обратное тому. Что мы только что читали: манифест всего лишь ЖАНР, о котором можно ВСПОМНИТЬ и ОБНАРОДОВАТЬ как ПРОИЗВЕДЕНИЕ. Как же быть с созидающей ролью эпохи и манифестом — «следствием осознания писателем…» и т.д., как в цитированном Н. Переясловом «Словаре литературоведческих терминов»?
Абзац № 3. В ПОДАВЛЯЮЩЕМ БОЛЬШИНСТВЕ СЛУЧАЕВ — МАНИФЕСТ — ЭТО ДЕКЛАРАЦИЯ. Итак, еще один синоним к многоликому Протею-манифесту, в переводе с латыни означающему прилагательное «явный». Теперь пишущий сии жанрово-непонятные тексты может выступить уже в роли трибуна-оратора (от латинского «декларацио» то есть «заявляю», «объявляю»). То есть того, которого современная ему эпоха начинает СКОВЫВАТЬ, МЕШАТЬ ЕМУ ГОВОРИТЬ ПРАВДУ О СОСТОЯНИИ ОБЩЕСТВА. Следующим кульбитом мысли «анти-»-автор перекидывает мостик к соцреализму, для которого с 1934 года все прочие ТВОРЧЕСКИЕ НАПРАВЛЕНИЯ ВНЕ ЗАКОНА. Так манифест из безобидного ЖАНРА становится грозным юридическим понятием, способным карать и миловать.
Абзац № 4. Здесь в результате очередного логического зигзага манифест из карающего становится либерально-народническо-анархистским, несущим в себе ПРИНЦИП ОТРЕЧЕНИЯ ОТ ВСЕХ СУЩЕСТВОВАВШИХ РАНЕЕ НРАВСТВЕННЫХ НОРМ.
Для чего же автор так долго блуждал в лабиринте слова «манифест»? Зачем начинал с Буало, чтобы, вернувшись к Возрождению, совершить потом временной марш-бросок к Валентину Распутину, потом вновь отступить на 70 лет назад к I съезду Советских писателей и под конец спикировать в народное двустишие НЫНЧЕ ВЫШЕЛ МАНИФЕСТ: КТО КОМУ ДОЛЖЕН -- ТОМУ КРЕСТ?
Абзац № 5. Оказывается все это делается для того, чтобы уличить «Группу 17-ти» в САМОУВЕРЕННОСТИ и обидеть их констатацией их полнейшей безвестности. Вина этих наглецов состоит в том, что они РЕАЛИСТЫ ТРАДИЦИОННОГО НАПРАВЛЕНИЯ и троекратно употребили словосочетание «Только мы». Видимо, для того, чтобы окончательно окрестить себя в новую старую веру реализма. Если Н. Переяслов не бес, то почему тогда так сильно испугался и разгневался? Ведь все же — в рамках ЖАНРА, где дозволяется и поэпатировать, и поставить кое-кого ВНЕ ЗАКОНА. В смысле «узаконить». И потому правильно все делают эти 17-ть. Ведь довели же!
Абзац № 6. Виртуальность в литературе достигла такой степени и такого градуса, что поставила ее, да и все общество на грань безумия. Без-умия, когда место мысли, логики, все чаще занимает образ-«глюк», видеоряд-клип. Именно потому, что сильнее, непосредственнее, бездуховнее действует. А Н. Переяслов в этом абзаце не только не соглашается с этим, а еще хвалит пресловутого Пелевина и его ДЕМОНСТРАТИВНО ПОСТМОДЕРНИСТСКИЙ РОМАН «ПОКОЛЕНИЕ П». За что? Представьте себе, за виртуальность! Покорил же сердце «анти-»-автора ОБРАЗ ВИРТУАЛЬНОГО ПРЕЗИДЕНТА, которым писатель П. показал СУЩНОСТЬ СЕГОДНЯШНЕЙ РОССИЙСКОЙ ВЛАСТИ…КАК ОТКРОВЕННУЮ ФИКЦИЮ. Причем не просто показал, А НАМНОГО БЛИЖЕ ВСЕХ НАШИХ РЕАЛИСТОВ ПОДОШЕЛ к этой самой СУЩНОСТИ. Да никуда и ни к кому он не подходил, в том-то и дело. Известный всем виртуальных дел мастер, возлюбленный Пустоты, он как родился в ней, так до сих пор там и пребывает. Ведь о чем все то же хваленое «Поколение П»? Правильно, ни-о-чем. Потому что сделать из рекламных пауз с приколами и «фишками» целый роман — это все равно, что забить весь телеэфир одной нескончаемой рекламой. Тут не то, что Президенту, просто человеку места не находится. А где они у писателя П., человеки? Нет их, сплошные мухоморы. Ну еще рекламные слоганы, юмор которых точнее всего определяется словом «апокалиптический». «Конец света будет просто телепередачей», — пророчит сей П. Какая уж тут «черная» сатира на власть и СМИ, на что так упорно намекают некоторые критики и наш «анти-»-автор. Ну обыгрывает писатель П. частое отсутствие частое отсутствие Ельцина по медицинским причинам: «Ельцин — стабильность в коме / демократия в гробу» и «его заново в Лондоне отцифровали» для ТВ. Ну и что. Чтобы эту «сатиру» вычитать из текста, надо продраться сквозь нагромождения виртуальностей с богиней Иштар, Че Геварой и прочие словесные завалы. Так ему-то, виртуальных дел мастеру П. это и надо! А Н. Переяслов с раздражение пишет о ВЫЧЕРКНУТОМ ПОЧВЕННИЧЕСКОЙ КРИТИКОЙ ИЗ КАТЕГОРИИ «СЕРЬЕЗНОЙ» ЛИТЕРАТУРЫ непонятом гении. Ну, положим, ВЫЧЕРКНУТЬ то, чего нет, что в Пустоте, вне слова, невозможно. А откреститься можно. Такие ведь писатели вне КАТЕГОРИЙ «серьезный -- несерьезный» или «нравится -- не нравится». Такие или прельщают, или нет. Похвали их, подпусти к себе, своей душе, подай знак -- и будет ночами являться и заклинать: «Похвали меня, Переяслов, похвали!».
Абзац № 7. В этом фрагменте текста наш автор, кажется, исправляется. Он хвалит теперь уже А. Проханова, Ю. Полякова, А. Кима, Ю. Козлова, С. Сибирцева. Но в пику «17-ти» и с кивком в сторону Пелевина. Тут и цитата из П. Крусанова оказалась кстати. В ней про то, что до реалистического романа Х1Х века «литература питалась мифологией и эпосом. Это ее корни и истоки…». Правильно. Ну так и общество было другим, мифологическим. До Вольтера и Великой французской революции 1789 года все молились Богу и королю (царю, императору, хану и т.д.) и были уверены в незыблемости иерархического устройства мира, заповеданном свыше. И только в Х1Х веке стали думать иначе.
Абзац № 8. «Анти-»-автор же думает все также и идет все дальше. В этом абзаце он прямо утверждает, что ФАНТАСТИКА, ВЫМЫСЕЛ -- ЭТО НЕ БЕГСТВО ОТ ОКРУЖАЮЩЕЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ, А СПОСОБО ЕЩЕ ЯРЧЕ УВИДЕТЬ ЕЕ ГЛАВНЫЕ СОЦИАЛЬНЫЕ ИЛИ ЭКОЛОГИЧЕСКИЕ ЯЗВЫ. Заметив, что БЕГСТВО все-таки тоже СПОСОБ, согласимся с этой банальной и очевидной мыслью. Но далее Н. Переяслов вновь начал путаться и противоречить очевидности, себе, фактам. Он пишет, что Гоголь, МОЖЕТ БЫТЬ, ПОТОМУ И ПИСАЛ СВОИ «МЕРТВЫЕ ДУШИ», ГЛЯДЯ НА РОССИЮ… ИЗ ПРЕКРАСНОГО ИТАЛЬЯНСКОГО ДАЛЕКА, ЧТО ПИСАТЕЛЮ ДЛЯ БОЛЬШЕЙ ПАНОРАМНОСТИ ОПИСЫВАЕМОЙ ИМ ЖИЗНИ НУЖЕН ВЗГЛЯД НА НЕЕ ИЗ ИНОЙ РЕАЛЬНОСТИ.
Но ведь в «Мертвых душах» нет ни фантастики, ни вымысла, а мастерство, волшебство типизации, до выпуклости, реального ощущения живого-мертвого человека. И тут Гоголю нет нужды фантазировать: сама жизнь все подскажет внимательному наблюдателю. А что касается ПРЕКРАСНОГО ДАЛЕКА, так и это не аргумент. Сколько таких далеких-то было, от Герцена, Аверченко и Бердяева до Довлатова и Аксенова. А «Мертвых душ» нет и не предвидится. Может, потому, что сами были отчасти «того». Виртуально, конечно, выражаясь.
Далее Н. Переяслов хвалит всех тех, кто из фантастики и утопии сделал себе профессию или литературное кредо. Тех, кто СОЗНАТЕЛЬНО ИДЕТ НА ОПРЕДЕЛЕННОЕ ИСКАЖЕНИЕ УГЛА ЗРЕНИЯ НА СУЩЕСТВУЮЩУЮ РЕАЛЬНОСТЬ, ПЕРЕНОСЯ ХАРАКТЕРНЫЕ ДЛЯ НЕЕ ЧЕРТЫ И ПРОБЛЕМЫ В ДЕКОРАЦИИ ВИРТУАЛЬНЫХ МИРОВ, ГИПЕРТРОФИРОВАННЫХ КАТАКЛИЗМОВ И СВЕРХЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ВОЗМОЖНОСТЕЙ.
«Сознательно идет» – это сильно. Это что-то из юридической стилистики, вроде «сознательно идет на преступление». Или из медицинской -- «пьянство -- добровольное сумасшествие». Неужто наш автор все-таки «прельстился», клюнул на наживку виртуальности? Вполне вероятно. Потому что ниже идут совершенно неуместные примеры из Пушкина: «Руслан и Людмила», «Гробовщик», сон Татьяны из «Евгения Онегина». Первая -- сказка, и никакая реальность тут не «искажается», потому что и не предполагалась. Вторая -- «повесть Белкина», то есть опять же условность притчи или анекдота, на большее и не претендующее. Третий -- лишь фрагмент большого реалистического романа, в целом «бессонного». С А. Толстым и М. Булгаковым, действительно, сложнее. Так ведь и эпоха была не чета пушкинской: Октябрьская революция была живой, свершившейся фантастикой, в которую с трудом, но верилось. Пришлось поверить и бывшему графу и эмигранту Толстому, и бывшему монархисту и сыну профессора богословия Булгакову. Шукшинское «До третьих петухов» и леоновская «Пирамида» очень похожи на манифесты. Благо время для них тогда пришло. Потому как нравственность надо было сверять с правдой, а «мироздание по Дымкову» — с апокрифическим миросозерцанием как библейского, так и соцреалистического характера.
Абзац №9. Здесь Н. Переяслов берет на себя смелость утверждать, что РЕАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ изображается у писателей из абзаца № 8 НЕ ХУЖЕ, и, главное, НАМНОГО ЯРЧЕ, ИНТЕРЕСНЕЕ, МЕТАФОРИЧНЕЕ, чем у Л. Толстого, М. Шолохова, И Бунина, или В. Белова. Утверждение настолько фантастическое, что впору писателю менять свою литературную ориентацию. Оказывается. Главный критерий, отделяющий одних классиков от других — виртуально-образный: НА БОЛЕЕ ДОЛГИЙ СРОК ВРЕЖЕТСЯ В ПАМЯТЬ ЧИТАТЕЛЕЙ. Но разве это главное-то? Не память тут демиург всего, а душа, которой свойственно чувствовать, переживать и сопереживать. Ведь говорит же Н. Переяслов далее о притчах Христа. Правда, неуклюже говорит, косноязычно, ПРЯМОЕ РЕАЛИСТИЧЕСКОЕ НАСТАВЛЕНИЕ противопоставляя ЗАМЫСЛОВАТОМУ ХУДОЖЕСТВЕННОМУ ОБРАЗУ. Ну не так это все, ухо индивиду дано не в пику глазу, а в дополнение. Но даже и они тут не главные воспринимающие органы, а все та же душа. Которая, в отличие от нашего автора, не отделяет вербальное от визуального.
Абзац № 10. Он действительно достоин «?!», которые «анти-»-автор ставит в его конце. Но не по отношению к «17-ти», провозглашаемый реализм которых он сравнивает с ТВ-реалити-шоу, а к самому Н. Переяслову. ПОСМОТРИМ НА НАШЕ СЕГОДНЯШНЕЕ РОССИЙСКОЕ ТВ: САМОЕ СКУЧНОЕ НА НЕМ – ЭТО ИМЕННО РЕАЛИТИ-ШОУ. Невдомек разве профессиональному дешифровщику «текстов», что все эти «реалити», вроде Дом-2» все-таки — шоу. То есть не «реалити», и «виртуалити». Толпу подростков согнали, как за колючую проволоку, за забор, на строго обозначенную территорию, задали им распорядок дня и назвали это свободой действий. Попробуй самоволкой выйти за «периметр» – сразу выгонят в настоящую, а не шоу-жизнь. И это реальность, и это свобода? Увы, лишь пародия на то и другое. Сказать больше — символ будущего «рая» потребительского общества, который (рай) готовит нам мировая закулиса. Неужто и тут Н. Переяслов, как и в случае с Пелевиным, искренен?! Что-то не верится.
Вторая часть «Антиманифеста» имеет всего лишь три абзаца. Но каких! Тут «анти-»-автор сбрасывает, наконец, путы дешифровщика и толкователя чужих литературных намерений. Теперь, когда уже нет нужды что-то разъяснять, цитировать, хвалить, Н. Переяслов прибегает к прямой манифестации своих взглядов, прямой речи оратора-трибуна, а не какого-то там. Понимаешь, «Анти-» и т.д.
Абзац № 11. КИНУЛИ В ТОЛПУ ПИШУЩИХ ЛОЗУНГ: «НАЗАД, К РЕАЛИЗМУ», И ЧТО?.. ГДЕ НОВЫЕ РОМАНЫ-ТО? ГДЕ «КАК ЗАКАЛЯЛАСЬ СТАЛЬ», «ДЕЛО АРТАМОНОВЫХ», «ХОЖДЕНИЕ ПО МУКАМ», ДВЕНАДЦАТЬ СТУЛЬЕВ»? Вот оно, потаенное, десять абзацем скрываемое! Не могут, оказывается, они сразу выдать шедевры. То есть не могут вернуть Россию в 20-е годы , когда каждый второй был героем (или антигероем), переборовшим «белых», разруху, социальную несправедливость и неравенство и строивших новую жизнь и никому неизвестное будущее. То есть не могут взять и переделать эпоху, в которой мы все живем. И в которой всё пребывает в состоянии то ли тихой агонии, то ли летаргического сна со спорадическими просыпаниями (в обоих смыслах слова): чтобы поесть попить. Ну и вкусить чего-нибудь «духовного» то бишь виртуального. И опять баиньки. А Н. Переяслов задает нам хитрую задачку: разбудить спящего, давая ему снотворное. Верните прежде человеку чувство реальности, а потом уж требуйте от него героизма Корчагина или артистического прохиндейства тов. Бендера. А «анти-»автор наш опять: УВИДЕТЬ ЕЕ (ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ) ПОД ДРУГИМ УГЛОМ ЗРЕНИЯ… А может, хватит с нас углов-то? Может, самое «крутое» состоит в том, чтобы впервые взглянуть на мир без искажений. Он, мир, ведь не плоский и скучный. Он достаточно рельефен внешне и внутренне, чтобы самому преломить открытый, «безуглый» взгляд писателя и заронить в его художественное сознание и «текст» чистый алмаз свежего образа. Нет, бывалый расшифровщик опять толкует нам о ТАЙНЕ БЫТИЯ и, наконец-то, о ГОСПОДЕ, чей промысел должен разгадать этот самый, который с ДРУГИМ УГЛОМ ЗРЕНИЯ.
Действительно, все мы под Господом ходим. Но он, слава Ему, даровал нам свободу воли, слова и дела, а не тайноведения и тайнотворения. И путать свои права и обязанности с Божьими, значит плодить Пустоту виртуальных миров. Вон их сколько сейчас на полках магазинов: «Миры Гаррисона», «Миры Стругацких» и других Желязны и Перумовых. Что ни Гаррисон, то свой, персональный, мир. Не по-Божески это как-то. Да и не по-человечески.
Абзац № 12. Анти автор снимает свою частицу «Анти-» и манифестирует напрямую, соткрытым забралом. ГЛАВНОЕ СЕГОДНЯ ЗАКЛЮЧАЕТСЯ ОТНЮДЬ НЕ В РЕАЛИЗМЕ, … А — В ЧЕСТНОСТИ ОТНОШЕНИЯ К ЛИТЕРАТУРЕ и в ПРОПАГАНДЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЗНАЧИТЕЛЬНЫХ (И НОВЫХ ПО ФОРМЕ) ЛИТЕРАТУРНЫХ ПРОИЗВЕДЕНИЙ. Надо думать, основательно «подвиртуаленных» и «проуглованных». А также избавленных от реализма и всего того и всех тех, кто лишает произведения искомой значительности. Тут уж Н. Переяслов сам не чужд «реализма», понимает, что что и кого надо пропагандировать.
Следующий пассаж уличает уважаемого автора, извините, в невежестве. Вот он без тени самоиронии пишет: ДА И НЕТ ЗА РЕАЛИЗМОМ НИКАКИХ ОСОБЫХ ПРЕИМУЩЕСТВ — ЭТОТ ТВОРЧЕСКИЙ МЕТОД ДАВНО УЖЕ СТАЛ НЕУДОБЕН… да Бог с вами, Николай Переяслов! Для русского самосознания реализм, природное чувство реального, вещественного — главная национальная черта. Наши писатели и философы, хоть Достоевский с Вл. Соловьевым, хоть П. Флоренский с Н. Федоровым, хоть Ремизов с Пришвиным только и говорили, что о «религии земли», «живом цельном знании» и вообще о чуждости западной традиции отвлеченного мышления и преобладании в русской культуре материально выраженных образных элементов. Да что говорить, Н. Переяслов и сам знает, что символисты и футуристы, молившиеся на Вл. Соловьева и Н. Федорова, так прямо и утверждали, что «наиболее законной формой символического искусства является реализм» (Ф. Сологуб). И причем тут «ПАНТАЛОНЫ ПАВЛОВСКОЙ ЭПОХИ, с которыми сравнивается реализм, ведомо лишь виртуальному сознанию автора, и так уже замеченному в неуместных цитатах и сравнениях. «Панталоны» же, заметим в скобках, как предмет дамского нижнего белья, а не военной формы, ныне все же вещь виртуальная. По крайней мере для мужских глаз.
Абзац № 13, заключительный. Начинается он очень запальчиво и потому несправедливо. Автор опять все безбожно путает. НЕУМЕНИЕ АВТОРОВ («17-ти») ВЫШАГНУТЬ ЗА РАМКИ СТЕРЕОТИПНОГО ПОСТРОЕНИЯ ПРОИЗВЕДЕНИЙ Н. Переяслов на самом деле должен бы назвать нежеланием это делать. И дело тут не в ПАТОЛОГИЧЕСКОМ СТРАХЕ ПЕРЕД РАЗРУШЕНИЕМ ПРИВЫЧНЫХ СТАНДАРТОВ ПИСЬМА И ЖУТКОЙ БОЯЗНИ ОКАЗАТЬСЯ СО СВОИМ СЛОВОМ В КООРДИНАТАХ НЕДОСТУПНОЙ ИМ НОВОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОСТИ. Все это Н. Переяслов придумал, как свадебное путешествие князя Игоря к Кончаку в «Слове о полку Игореве». Просто зачастую выдумать – сюжет, образ, коллизию, время-пространство – легче, чем вдуматься и вчувствоваться, исследовать, обобщить и образно подытожить. Н. Переяслов же хочет сделать наоборот: сначала ОКАЗАТЬСЯ В КООРДИНАТАХ недоступной для других ХУДОЖЕСТВЕННОСТИ, а потом уже написать, что получится. И правильно эти «17-ть» боятся: их страх — не ПАТОЛОГИЧЕСКИЙ, с Божий, да и боязнь действительно ЖУТКАЯ, как перед нечистью.
Ниже автор, словно спохватясь, говорит о КАТЕГОРИЯХ ДУХОВНОСТИ, соотнося их с ТРАДИЦИОННЫМИ КАНОНАМИ. Теперь он уже переиначивает, говоря о КАНОНАХ ЗАСТАРЕЛОЙ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ФОРМЫ, которые тормозят развитие искусства. Будто форма может существовать отдельно от содержания. Пусть даже может. Но утверждать сейчас, в пору максимально широкой художественной свободы, во времена постмодернистских «ремейков» и «интертекстов», а также пелевинской пустоты, наполненной мухоморами, что нечто «застарело», или невежество, или ловушка для полемистов.
Затем Н. Переяслов называет 15 писателей разных эпох и индивидуальностей и объявляет, что будет ВОСЕМНАДЦАТЫМ, если 17-ть будут такими же, как эти 15-ть сразу. То есть, если они ВБЕРУТ В свой реализм ВСЕ ТЕ ГРАНИ, КОТОРЫМИ ПОЛЬЗОВАЛИСЬ они ДЛЯ ПРАВДИВОГО ПОКАЗА СВОИХ ЭПОХ. Интересная арифметика с геометрией получается! Ну нельзя же быть таким математиком в искусстве, уважаемый автор! Эти «17-ть» живут в своей эпохе, на своей земле, своим умом, а не сконструированным из осколков прошлого и настоящего. Данные своего художественного исследования мира они все-таки должны оформить сами. И предсказать, кто из них будет современным Платоновым, Леоновым или даже Сибирцевым, нельзя. Пусть они будут Алешкиными, Красновыми, Ломовыми? Тюленевыми и т.д.
Ну и, наконец, последнее, о плагиате. И ЕСЛИ КОМУ-ТО ХОЧЕТСЯ, ЧТОБЫ ЭТО НАЗЫВАЛОСЬ РЕАЛИЗМОМ, ТО ПУСТЬ ЭТО БУДЕТ РЕАЛИЗМ БЕЗ ГРАНИЦ, КАК И САМА ЖИЗНЬ. Автор не указал подлинного автора слов, помеченных курсивом и вынесенных в заголовок «Антиманифеста», потому мы можем заподозрить его в присвоении чужого. Ладно, допустим, все знают, что в 1962 году француз Роже Гароди выпустил книгу «О реализме без берегов» с анализом творчества П. Пикассо, Сен-Жон Перса и Ф. Кафки. Но не все с ходу процитируют , что «живопись возможного и фантастического есть продолжение реального и повседневного» и то, что «художественное творчество имеет своей задачей не воспроизведение мира, а выражение стремлений человека». Пока что почти по Н. Переяслову. Но вот цитата специально для него: «Требовать – во имя реализма – от произведения, чтобы оно отражало всю совокупность реального, рисовало исторический путь эпохи или народа, указывало главное направление их развития и перспективы на будущее, — значит, предъявить философские, а не эстетические требования».
Да, Н. Переяслов явно завышает свои требования к реализму, мечтая видеть в нем нечто иное, чем просто творчество. Можно назвать это философским максимализмом. Тогда «17-ть» мы назовем максималистами реалистическими. Недаром их число – число Октябрьской революции, только на 5 большее блоковских 12-ти. И дай Господь, чтобы их сопровождал не поддельный, а настоящий Христос — Бог истинно реалистической литературы.